и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 9, 2021
Владимир Кошелев родился в 2000 году в Воронеже. Окончил гимназию и художественную школу, в 2018 году поступил в Литературный институт им. Горького (семинар Е.Б. Рейна). Состоит в арт-группировке «За Стеной», редактор сетевого журнала «Флаги». Публиковался в журналах «Воздух», «Плавучий мост», на «Студии» «Новой карты русской литературы». Шорт-лист молодёжной поэтической премии «Цикада» (2021). Живёт в Москве.
Элегия Фрэнсиса Бэкона
Что остаётся? Рыба твоего рта
Заржавела, как вентиль,
В ткани моццетты дёргается гортань
Винтоватая, – жив ли ты, Иннокентий?
Ты уже цвета судороги, Папочка, хватит, вставай –
Радиатор почти что ноги твои докушал,
Мышцы подола порваны, как словарь,
В котором смешались стужа, жара и ужас.
Дай посмотреть очки. Они тебе не нужны, –
Громадина фона просится из потёмок,
Да так что потомки за? спину отошли,
Оставив твоё лицо, Броненосец Потёмкин.
В подворотнях обочины
In Dark Trees
Фотообыск без следствия: кадр
Остановленный, т. е. – авто
Чёрно-белого камня, и камень
С теневым своим Санчо – одно:
– Направление? – Северо-запад.
– Солнце село уже всё равно,
Оставайтесь на месте. Мы рядом.
Улыбнитесь – двойное стекло
Очень хрупкое, лучше не надо, –
Обездвиженный эмбиент от –
Зафиксирован – это немало –
От асфальта, как ниточки пара,
Словно пот ваш, но наоборот.
GEO
то ли стрелки воды, и за каждой хвосты и колготы,
то ли осы подземные там, где балетные соты
потому-то оно под ногами, как дым, копошится
и похоже на мутное дно безвоздушного шприца
так вода остаётся бродить в гостевых лабиринтах,
щепетильных кругах и значениях, литрах и пинтах
потому-то земля высыхает, но с верхнего бока,
как корова упавшая навзничь от нашего тока
то же время пришло и уже поднимает касторку
сквозь сухую листву, будто небо в закрытую створку
то же небо настолько с другой стороны, что упали
то ли стрелки воды, то ли прочие вверх вертикали
***
…опять снега…
– А. Блок
С.Д.
сними через голову степь: окно
с шеи сначала, как
мокрое платье своё, кино,
плёнку от молока
долго стесняется ночь ч/б
тела в проёме дня,
но всё равно отдаёт тебе
себя на рентгене огня
между деревьев чужой объём
воздуха: колесом
грудь его давит на вас вдвоём,
точно впотьмах – лицо
Лицо восковых имён
Мёртвые принадлежат нам, если мы им это позволяем.
Поверьте мне, наши мертвецы продолжают жить.
Жюльен Давенн
I. Горячее имя
собакам ты снилась, когда они в форме подков
остывали под брызгами лопнувших поводков;
мне ты приснилась, когда я расчёсывал пар
и заблудился, не вышел в оптический парк
вместо него на воздух, как бусы, мост
кто-то повесил, видимый спинной мозг,
импульсы жаркие мечет туда-сюда, –
я видел тебя в пробелах его труда
пятно восковое, рембрандтовский мазок
поверх темноты, как будто сплошной глазок,
маешься телом неонового светляка,
севшего на руку медленного ветряка
где между этими паузами дышишь ты,
падаешь в полные скважинами кусты,
многоступенчатый ключ, открывай чердак,
там, где лежит нарисованная черта
II. Объёмное имя
от пола она отрывается, как спина
кошачья, и вижу – арка под ней темна,
будто на фоне грозы посмотрел в кольцо,
из которой всплывает следующее лицо
стеклянный стою и пробую поцеловать:
ноги-бутылки лопаются, в целлофан
я превращаюсь, чувствуя, что теперь
во мне ошиваешься, точно пустая дверь
будучи вязким парусом волокна,
я двигался к берегу маленького окна,
в нём ты блестела без тела, и кажется мне,
что не отражение это – маяк в окне
мы сблизились, стали полными, как стакан,
дно у которого кто-то прибрал к рукам, –
что я увижу в подзорной своей трубе,
то, вероятно, слышит труба в тебе
III. Чужое имя
сердце от ветра бьётся, как простыня
на верёвке, чья линия – стрелочка для меня
в компасе-яме, я – осторожный циркач,
успел ухватиться, и вытащил нас тягач
ты испугалась, стала воронкой от
того, чем являлась; эхо наоборот
доходит, и я понимаю, что слышу, как
тень от моста упала на пол в чердак
слышу, как вдалеке раздаётся шум,
смола поднимается, я уже не дышу,
и лето густое, ноги мои смешав,
ставит в два хода мат, и раздался шах
слышу, как крыльев огромных вошёл хлопок
в смолу и не вышел, я почему-то смолк,
последнее вижу: янтарь и двубортный свет,
так бабочка спит, как собранный велосипед
На мотив стадиона
мы на теле твоём
как на камбале пыльной плывём
и воздушный объём
обезглавленным львом обзовём
потому что не съест и пришпоренный буйствует шар
как
тюрбан с головы мы убили тебя падишах
мы прозрачный предел обнаружим в пространстве шатра
чья шкатулка как ночь европейской булавкой щедра
и на шпагах своих мы качаем последний удар
точно всплеск в тишине и лягушку внутри у пруда
мы на теле твоём
как на камбале пыльной плывём
и воздушный объём
назовём внеземным королём